Пришла ночь. И как-то сразу невероятно тихо стало вокруг. На улице пахло морозом и легкий ветерок приносил отдалённые звуки то, проезжающих в двух кварталах, машин, то, нелепо ступающих по скользкому тротуару, пешеходов. Ветви отчуждённых деревьев-великанов издавали потрескивающую симфонию древесины в огне.
Я смотрел на осколок луны, что выглядывал из-под облака, и понимал, что ограничен.
Ведь я бы мог пересечь границу и пожать руку другу, пить медовый чай с медведями, говорить с бородатыми философами около камина, покуривая трубку, выпуская кольца дыма всевозможных оттенков, рассказать кому-нибудь, как у меня дела, о чувствах и переживаниях, забывшись. Я бы мог перестать говорить, но смотреть на пурпурные закаты с тобой, закрывшись на крыше. Мы бы могли изобразить приведений. Ты не нашла бы меня, читающим, в тени у дерева на пшенично-рапсовом лугу. Я мог бы взмывать в высь, расписывая облака узорами. Я мог бы сохранить, что осталось в открытых фломастерах. Я уверен, я бы мог приезжать целый год на один и тот же вокзал и я бы не устал.
Если бы не что-то там.